В своей профессиональной деятельности мне посчастливилось лично общаться с такими выдающимися современниками, как Анатолий Аркадьевич Благонравов, Иван Иванович Арто­болевский, Юрий Алексеевич Митропольский, Владимир Васильевич Болотин, Константин Ва­сильевич Фролов, Виктор Олимпанович Коно-ненко, эпизодически Степан Прокофьевич Ти­мошенко и многими другими. К этой плеяде ученых и инженеров я мог бы отнести и моих земляков и коллег, с которыми сотрудничал в разные годы, это Семен Аркадьевич Розенбаум и доцент Борис Владимирович Лопатин.

Борис Владимирович наиболее схож с фи­гурой С. П. Тимошенко. Звание "доцент" я упоминаю иронически, т. к. по моему глубокому убеждению, более того с позиции современной оценки, с уверенностью могу произнести - про­фессор Лопатин Б.Л. Его эрудиция, квалифи­кация и профессионализм, наконец диссерта­ция по проблеме применения древесины в об­ласти строительных конструкций, защищенная в конце 40-х годов, с полным основанием может быть отнесена к разряду докторских работ.

Упомянутые лица широко известны не только узкому кругу специалистов, но и широкой об­щественности через средства массовой инфор­мации.

Мне кажется, что вся система мировоззрения и философии современной молодежи может быть построена не на искусственных умозаклю­чениях историков, социологов, философов и прочем, а на примере жизнеописания и миро­воззрения вышеперечисленных лиц, к которым я, безусловно, отношу и Бориса Владимиро­вича, лиц, внесших реальный вклад в прогресс человечества.

Мое первое знакомство с Б. В. Лопатиным произошло в далекие послевоенные годы (1947-48 гг.) на почве обмена марками. Встреча юного и зрелого филателистов. Я обладал олимпийской серией марок гитлеровского ре­жима 30-х годов, за которую Борис Владимиро­вич предлагал мне любой "эквивалент" из своей 30-тысячной коллекции марок. Как выяснилось впоследствии, по неопытности я "проиграл" в обмене, но выиграл в общении в результате дискуссий, которые и начались с того времени. Частые встречи двух филателистов проходили в особняке Бориса Владимировича на Перво­майской улице (ныне там все снесено). Мою коллекцию составляли 10 тысяч марок, дискус­сии затрагивали вопросы классификации и дат выхода "в свет".

Следующие встречи состоялись уже в стенах ИЭИ в 1949-50 гг. После окончания общеинже­нерной подготовки в Московском авиационном институте, не закончив изучение цикла "Сопро­тивление материалов", я перевелся в ИЭИ по семейным обстоятельствам. В ИЭИ я сразу же стал крутым отличником, благодаря Борису Владимировичу, который сразу же привлек меня в свой научный студенческий кружок, предло­жив цикл нестандартных, нештатных, ориги­нальных задач. Я еще не владел приемами и методами, которые использовались в те годы на кафедре, оттого применял, как мог, свои "методы". Борису Владимировичу понравились "изыскания" новичка, во многом не совпадаю­щие с принятыми на кафедре.

Так продолжалось и далее на старших кур­сах, когда, уйдя из пределов досягаемости ка­федры, я тем не менее регулярно с ним встре­чался. Более того, изучая другие дисциплины, я решал их с позиции задач Бориса Владимиро­вича Лопатина. Специализируясь в области теп­лофикации на старших курсах, я начал терять интерес к изучаемым дисциплинам, прежде всего, видимо, из-за отсутствия таких ярких фигур, как Б. В. Лопатин. Я продолжал внедрять его идеи: вычислял многократно статически неопределимые трассы теплопроводов внештатных ситуациях ("просадка" опор и предельный переход к неупругому основанию и т.д.). Кстати, это одна из областей техники, которой интересовался Борис Владимирович.

После окончания мною института Б. В. Лопатин пригласил меня остаться на его кафедре (это был 1952 г.). К сожалению, пути наши разошлись и вновь мы встретились в январе 1960 г., когда я вернулся на кафедру, бу­дучи уже зрелым молодым ученым, прошедшим академическую школу. Взгляды мои несколько изменились, стали более критичными.

В эти годы научные интересы Бориса Васильевича отошли на второй план, уступив место совершенствованию учебно-методичес­кой и организационной работы кафедры. Мне кажется, что его талант инженера-строителя наиболее ярко проявился в годы проектирова­ния для промышленных предприятий перекры­тий и каркасов, например меланжевого комби­ната, ряда сооружений в сотрудничестве с ГПИ-6 (главный инженер В. А. Сперанский), Граж-данпроектом (гл.инженер А. Ф. Недвига), в годы проектирования и сооружения арочных кон­струкций Ивановского цирка (деревянного), де­ревянного сооружения и других конструкций, что нашло отражение в его кандидатской дис­сертации). Здесь он в чем-то напоминал выдающегося инженера-строителя Шухова.

Идея создания подвесного моста через Уводь возникла, как он мне рассказывал, главным об­разом ради изящного переброса теплофика­ционной трассы через Уводь, чем были решены две практические задачи.

Он блестяще владел методами расчета мно­гократно статически неопределимых рам и кри­вых стержней, т.е. статика сооружений была его хобби. Можно себе представить, сколь трудоем­кими были расчеты многоярусной обвязки кар­касов и перекрытий Меланжевого комбината, цирка и других сооружений, проведенных практ­ически вручную (использовалась лишь прими­тивная автоматизация на "рейнметалловских", арифметических цифровых вычислительных машинках).

Таким образом, его инженерно-научные инте­ресы, повторяю, были сконцентрированы в двух направлениях: статика деревянных и же­лезобетонных полибалочных конструкций (40-50-е гг.) и статика протяженных трубопроводов в нештатных ситуациях объектов теплофикации и энергетики, Конечно, больше его влекло к строи­тельному делу, теплофикационными задачами он занимался до последнего дня работы на кафедре.

Этапным явилось издание книги в изда­тельстве Гостройиздат 1950 г. по первому направлению. По второму на кафедре сохранились три фундаментальных отчета по строительным конструкциям тепловых сетей (три тома по 1000 страниц).

В его трудах главным являлось использова­ние громадного практического опыта для кор­ректной постановки инженерных задач. Сведе­ние реальных объектов к прозрачным расчет­ным схемам, где достаточным являлось исполь­зование хорошо известных методов сопротив­ления материалов и строительной механики. Поражала дотошность и тщательность офор­мления материалов и расчетов, которые он ста­рался свести к наглядным графикам и черте­жам, утверждавшим общие тенденции поведе­ния систем в разных ситуациях.

Новых уравнений, формул, методов и явле­ний он не открыл, но наглядно показал, как эф­фективно можно использовать теоретический и экспериментальный опыты, порой невостребо­ванные ввиду малоизученности и боязни ошибиться.

Вероятно, это одно из обстоятельств, которое помешало Борису Васильевичу вырастить дос­тойную смену. Однако нельзя отказать ему в проницательности и постоянном стремлении привлечь на кафедру единомышленников. В то время по разным причинам, в том числе и по причине отсутствия научной школы, привлече­ние достойных кадров представляло сложную задачу. Ощущался дефицит в профессионалах, элементы кадровой чехарды были налицо. Тем не менее Борис Васильевич без сожаления рас­ставался с сотрудниками, не принимавшими или не желающими считаться со стилем работы кафедры.

Были здесь, на мой взгляд, и ошибки.

Как-то в беседе он мне сказал: "Станислав Сергеевич, если бы у нас в Иванове был открыт хотя бы строительный факультет, то я бы согла­сился поработать его первым деканом" (к долж­ностям деканов он относился без интереса).

Позднее был открыт строительный факультет, а затем и вуз. Но непрофессионализм руководства, формировавшего кадры, самонадеянность и нежелание советоваться с кафедрой, в коллективе которой оформился костяк ИИСИ, привели к известному печальному результату в определенный период.

Совместные годы работы на кафедре прохо­дили под знаком постоянного совершенствова­ния методики преподавания курса: лектор Б. В. Лопатин был безупречен (модель Минакова нашла в его лице полное отражение), совер­шенная методика семинара, ориентированная на обратную связь со студентом, корректная постановка лабораторного эксперимента (в те годы лаборатория сопротивления материалов была лучшей в городе в том смысле, что подобных просто не было, в ней производились и промышленные испытания). Создание образ­цового курса, которому следовали ведущие лекторы. Структура некоторых учебников, вы­шедших позднее, удивительно точно совпадала с принятой на кафедре методической концеп­цией. Он использовал следующие методичес­кие приемы: самостоятельная работа студентов с систематическим контролем в семестре; концентрация преподавания по семестрам в целях уплотнения графика обучения; процедура интенсивного обучения; кафедральный учет и т.д.

Не упал у Бориса Васильевича интерес к фи­лателии, к музыке.

Он глубоко переживал чиновничьи выходки со стороны Министерства образования (запрет двоек, увеличение штатного коэффициента, бездумное сокращение часов по инженерным дисциплинам и др.). Его угнетало снижение качества преподавания.

Все это повлияло на его добровольное решение об отставке в 1963 г. В последующие годы он часто приглашался на кафедру, занимался историей науки и техники, публиковался в местной печати.

Его наследие сохраняется коллективом кафедры.